После воскресного референдума стало ясно, что Турции не стать членом ЕС при моей жизни, если она вообще когда-то им станет. Дело в том, что с незначительным перевесом турецкие избиратели помахали Европе на прощание.
Но есть много веских оснований для того, чтобы Европа не прощалась с Турцией.
Победа президента Эрдогана на референдуме была настолько неубедительной, что ее сложно считать однозначным выражением чаяний турецкого народа. Сам он ожидал победу с гораздо большим перевесом — так же, как и многие другие, принимая во внимание то, что речь абсолютно не шла о честной избирательной кампании: оппозиции было сложно из-за чрезвычайного положения, срок которого истекает в четверг, а СМИ заправлял Эрдоган и его «Партия справедливости и развития». Он все равно не получил те 55% за «да» изменениям в конституции, на которые надеялся. А в трех крупнейших городах Турции — Стамбуле, столице Анкаре и Измире — большинство сказало изменениям «нет». Результаты референдума в Стамбуле должны были бы особенно обескуражить Эрдогана. Именно здесь была его политическая база, когда он начинал свой путь наверх в турецкой политике. Он был губернатором Стамбула, и впервые с 2002 года он здесь выборы проиграл.
Но не надо тешить себя надеждой на то, что результаты референдума будут пересмотрены, этого не будет, даже если будет предпринят пересчет голосов. Сделать это было бы вполне уместно, потому что Избирательная комиссия прямо в разгар референдума решила изменить правила, и бюллетени без печати все равно были засчитаны как действительные. Но дело сделано. Можно немного утешать себя тем, что в отличие от прежних изменений конституционного статуса Турции, когда демократия ослаблялась или вообще ликвидировалась, на этот раз речь шла о (частично) демократическом процессе. За исключением того факта, что оппозиция была ослаблена, более 100 000 человек в государственном секторе потеряли работу или были отправлены в отпуска, почти 50 000 брошены за решетку, а большое число журналистов арестованы, а СМИ закрыты. Но подсчет избирательных бюллетеней, во всяком случае, контролировался наблюдателями от ОБСЕ, членом которой Турция является.
Грустно наблюдать, как Турция превращается в автократическое государство, что становится очевидным после того, как Эрдогану удалось добиться того, чего он хотел. Теперь он может оставаться президентом до 2019 года — еще дольше, чем «отец» республики Кемаль Ататюрк. Президент получает большие полномочия, чем это когда-либо было в истории турецкой республики, а если Эрдоган выиграет выборы через два года, он сможет воспользоваться этими полномочиями в полной мере. По нашим меркам, это недемократично.
Когда Эрдоган появился на политической арене, после многолетних преследований и лишения гражданских прав, многие — в том числе и я — рассматривали его как «нового Ататюрка». Он начал политические и экономические реформы такого масштаба и с такой перспективой, каких со времен Ататюрка было немного. Экономика и гражданские права процветали. Турция начала магнитом притягивать к себе иностранные инвестиции. Появились перспективы решения многолетних внутренних междоусобиц, прежде всего, проблем большого курдского меньшинства.
А потом случился обрыв пленки.
Я помню ощущение того, что что-то совсем не так, как должно быть, когда несколько лет тому назад ездил в Стамбул и завтракал с группой местных журналистов. Они рассказывали о манерах султана-Эрдогана — когда он хотел издать декрет о том, что национальный алкогольный напиток раки должен быть заменен на не содержащий алкоголя молочный напиток, или о том, что стюардессы компании Turkish Airways должны были сменить одежду на ту, что больше закрывает тело. Они насмехались на его манерами султана, над огромным дворцом, который как раз строился, над огромный турецким флагом, колышущимся над Босфором. Этого не было несколькими годами ранее, в мой прошлый приезд в Турцию. Но это было только начало: эрдогановская жажда власти получала все более опасные проявления, он начал борьбу со своим старым соратником Гюленом, который жил в изгнании в США. Внезапно под вопрос была поставлена роль Турции в качестве модели для развития демократического государства, в котором население исповедует ислам.
Неудавшийся путч в прошлом году еще больше обострил ситуацию. Аресты, увольнения, чрезвычайное положение — и, наконец, требования изменения конституции, которые дают президенту (Эрдогану) полномочия, не соответствующие нормам западной демократии. Обосновывалось это тем, что Турции нужно сильное руководство (или, проще говоря, руководитель) из-за тех угроз, которым подвергается страна извне и изнутри. Слышали ли мы то раньше?
Откуда все это? Некоторые наверняка станут утверждать, что Эрдоган просто показал свое подлинное исламистское лицо, и хор подобных голосов мы уже слышим. Но это слишком просто. Европа не может снять с себя большую часть вины. Турцию развлекали вопросами о членстве в ЕС в той степени, которая потом стала настолько болезненной, что не следует удивляться тому, что это вызвало реакцию у такого честолюбивого политика, как Эрдоган.
Турции обещали членство в европейском сообществе еще в 1960-е годы, хотя официальный процесс приема был запущен только в 2000-е годы. Но процесс шел невероятно медленно, в первую очередь потому что Греция, а потом Кипр пользовались любой возможностью, (чтобы) подсыпать песок в механизм, когда в процессе переговоров должны были открыться новые главы. Настоящей бомбой, заложенной под процесс, стало то, что Кипр стал членом ЕС в то время, когда спор о разделе острова еще не был решен, и что греки-киприоты сразу же после того, как обеспечили себе членство, сказали «нет» плану ООН, предусматривавшему объединение двух частей острова. И это означало реальный конец переговорам с Турцией.
Не помогло также и то, что европейские политические лидеры — во главе с тогдашним президентом Саркози в качестве самого шумного примера — высказывались в том плане, что Турции никогда и не следует рассчитывать на членство, даже если будут соблюдены условия «Копенгагенских критериев». Тогда в Турции восторги по поводу Европы стали понемногу сходить на нет. А сегодня большинство населения уже и не стремится к членству в ЕС.
В прошлом году Турция понадобилась, чтобы залатать некоторые дыры в неохраняемых внешних границах Европы, чтобы притормозить поток беженцев и мигрантов. Турция вдруг снова стала важна. Не было недостатка ни в деньгах, ни во вкрадчивых речах. Но доверия больше не было, и в последний год мы наблюдали за тем, как Эрдоган все более сближается с еще одним правителем-автократом, отказавшимся от либеральной демократии: Владимиром Путиным.
Именно поэтому Европа не должна использовать результаты воскресного референдума для того, чтобы полностью списывать Турцию со счетов. Турция — важный союзник по НАТО, она играет абсолютно решающую роль в борьбе с ИГИЛ (террористическая организация, запрещена в РФ — прим. ред.). Турция также играет ключевую роль в обеспечении безопасности внешних границ Европы. ЕС должен сохранить все контакты с Турцией, что вовсе не невозможно, учитывая то, что Европа — важнейший торговый партнер Турции. Иными словами, есть много общих интересов — да и европейскую перспективу не следует хоронить окончательно, хотя видеть Турцию в качестве члена нынешнего ЕС — немыслимо. Все меняется. И будет глупо еще сильнее подталкивать Турцию в неверном направлении.
