Достоинство кубинцев оплачено их нищетой. Потеря достоинства у нас компенсирована… Чем? Уж точно не благоденствием и богатством. Кто оказался умнее? Наверное, мы. Кто сегодня счастливее? Прилетайте в Гавану и посмотрите.
Дальняя даль никому не помешала — в Латинской Америке стартовали Дни России. Первой точкой, где приземлился, преодолев Атлантику, наш лайнер, стал гаванский аэропорт имени Хосе Марти.
Россияне — при горячей поддержке Фиделя Кастро — открыли в столице Кубы православный храм (об этом подробно — в интервью 30.10.08 «Известиям» митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла). А Кастро-младший, которому приходится теперь быть за старшего, присутствовал на концерте хора московского Сретенского монастыря и утирал глаза, когда пели «Степь да степь кругом», а также специально выученную «Гуантанамеру»…
Кубу открыл Христофор Колумб в октябре 1492 года. Непоседливый испанец более всего был потрясен свободой местных нравов, по поводу чего и записал в бортовом журнале: «Островитяне ходят совершенно обнаженными и делают это так естественно, как будто никогда не теряли невинности — или же каким-то образом вернули ее».
С тех пор многое изменилось, конкистадоры истребили аборигенов, завезли на Кубу чернокожих рабов, остров превратился в большую плантацию, оставаясь таковой и при испанцах, и при американцах. 1 января 1959 года власть в стране взяла Повстанческая армия, в октябре 1962-го разразился Карибский кризис. Вместе с падением СССР Куба потеряла главного партнера и друга, однако единственное на все Западное полушарие социалистическое государство выстояло. Как живет сегодня Остров Свободы?
По Гаване на «москвиче»
Очарование Кубы — это очарование третьего дня. День первый посвящен разглядыванию "музея на колесах": по гаванским улицам перемещаются такие раритеты мирового автопрома, такие скрипучие, на ходу рассыпающиеся колымаги, что отреставрировать бы их — и в частный музей. Это если с нашей современной алчностью подходить к вопросу. Кубинцы просто ездят. На дореволюционных (из 1930-1940-х) „кадиллаках“ и „шевроле“, а также на родных сорок первых „москвичах“, третьих „жигулях“, „волгах“ ГАЗ-24 и даже ГАЗ-21… „Откуда запчасти?“ — спрашиваю у экскурсовода. „Кое-что у вас покупаем, остальное сами научились делать“.
Бывает, за раритетом тянется такой выхлопной шлейф, что собственно автомобиля сзади и не видно. Будь автопарк Гаваны многочисленнее, город задохнулся бы от собственного зловония. Однако машины здесь продают только врачам, морякам и работающим на Кубе иностранцам. Улицы свободны, будто в Москве жарким летним воскресеньем. Всего на Кубе 11 млн. жителей, из них 2 млн. — в Гаване, но город кажется малолюдным, только на автобусных остановках народ группируется в количествах, достаточных для небольшого митинга… Зато в лицо тянет не горящим в старых двигателях маслом, а свежим ветром с океана.
День второй — бытовое знакомство с городом, адаптация. По-нашему это шок — в Гаване практически нет магазинов. Людям, прибывшим из мира развитых торгово-денежных отношений, трудно смириться с едва ли не полным отсутствием оных. Гавана не знает, что такое шопинг. Необходимый минимум — рис, фасоль, спагетти, масло, сахар, кофе, молочные продукты для детей и стариков, мыло, спички — населению продают централизованно, по карточкам, за символические деньги. Чего не хватило, докупают на рынке. Замена бытовой техники — в порядке очереди. Кстати, жилье, по нашим меркам, крайне дешевое (25 тысяч долларов — дом, восемь тысяч — квартира), но приобрести его можно только у государства.
Главный источник одежды — канадские секонд-хенды. Голышом на Кубе сегодня никто не ходит, однако нельзя сказать, что в области прикрытия наготы островитяне нового времени продвинулись далеко вперед.
После пары часов перемещения по городу в Гаване обнаруживаются и супермаркеты (типа московских окраинных „ашанов“, только в десять раз меньше), и ларьки с пивом, и прилавки с пиццей. Но все это доступно только обладателям твердой валюты, то есть преимущественно иностранцам. Гость Кубы голодать не будет — об этом позаботится правительство. Граждане Кубы голодать не будут — об этом тоже болит голова у партийного руководства. Средняя островная зарплата — 250 неконвертируемых песо (примерно 10 долларов США) — как раз обеспечивает человеку прокорм.
Дальше — вопрос личной смекалки. Кто-то работает на сигарных фабриках, получает по три сигары в день и приторговывает ими в укромных уголках (наша делегация до таковых уголков, разумеется, добралась). У многих кубинцев есть родственники в Майами — те, кто на утлых суденышках преодолел сто миль, разделяющих Кубу и Флориду, и сдался американским властям в поисках лучшей материальной доли. Бегут с Острова Свободы в основном белые, поэтому люди с цветом кожи, как у братьев Кастро, на Кубе скоро будут редкостью. Куба заметно чернеет, хотя не становится от этого менее симпатичной.
Гавана ресторанная не стоит, на мой взгляд, отдельного разговора. По тому, сколь торжественно вам выносят на отдельной тарелочке кусочек масла, вы — без лекций по экономике — понимаете, что с продуктами в стране напряженка. При этом минимальная стоимость обеда в историческом центре — долларов тридцать. Правда, за эти деньги вам, помимо „Голубки“ (La Paloma Blanca) и прочих интернациональных хитов, обязательно исполнят песню про команданте Че Гевару. Стены некоторых заведений украшены многочисленными портретами „папы Хэма“ — здесь великий романист принимал на грудь двойной дайкири. С пищей духовной на Кубе порядок.
В Гаване есть даже ночные клубы, однако не этими уступками буржуазности, не этими анахронизмами диктатуры Батисты красен революционный город. Местная молодежь — за неимением средств — сумерничать и целоваться выходит на океанскую набережную Малекон. Восемь километров чистой любви. Туристам — если просиживать брюки на парапете не кажется вам достаточно изысканным развлечением — от заката до рассвета лучше оставаться в отеле. Тьма тропической ночи выдает экономию электричества, и, хотя Гавана признана городом безопасным, у двух хористов Сретенского монастыря изъяли-таки во время поздней прогулки мобильные телефоны. А вот не дразните младших братьев по разуму — на Кубе продавать мобильники начали всего-навсего полгода назад.
Остров зари багровой
Прелесть Кубы проявляется на свету. Наступил день третий, и оправившиеся от джет-лэга (разницы во времени) россияне смогли наконец оценить кубинское солнце. Оно здесь яркое настолько, будто каждое утро кто-то выталкивает вверх рубильник, зажигая над островом миллионносвечовую люстру и заливая его радостным сиянием. Прямо бальный зал в ожидании гостей, ни единой тени по углам. Резко очерчены и архитектурные шедевры эпохи колониализма, и обшарпанные полутрущобы. Гавана, конечно, город контрастов, но ведь солнца достается всем поровну, и мне показалось, что именно в этом избытке тепла и света нашел свою подпитку упорный кубинский социализм.
Пусть зонтики на пляже Санта-Мария выгоревшие и заштопанные (лично я впервые видела над собой зонтик с заплаткой), зато белый песок уходит в океан ребристыми дюнами, и вода над ними светится нежнейшей прозрачной бирюзой. По берегу удирают от тебя крабы — скорее, скорее доковылять до ближайшей норки, в цветущих кустах вьются крохотные колибри, и повсюду, сколько хватает взгляда, океан исторгает из себя оттенки синего, а земля — зеленого. „Все стало вокруг голубым и зеленым“ — не констатация крайностей западного либерализма, а живое впечатление северянина, попавшего на Кубу в любой из четырех сезонов. Потому что это у нас их четыре, а на Кубе — один. Считается, правда, что два. Но лето +30, с редкими дождями, и зима +25, без дождей — согласитесь, в нашем восприятии — одно и то же.
„Ты бы променял все это на полный холодильник?“ — спросила я коллегу, российского журналиста. Он не ответил, задумавшись… Во всяком случае, выбор неблагодарных подданных Кастро понятен: жить стоит либо на Кубе, либо в Майами. Зря, что ли, наши „Запрещенные барабанщики“ с вялой тоской перепели хит Мовсесяна — Ошанина и ансамбля „Пламя“ „Это говорим мы!“ Там было ликование страны, придумавшей себе эдакую карибскую Чунга-Чангу. Простой советский человек не имел возможности реально убедиться, что „Куба — рядом“. Более или менее простой постсоветский — имеет. Рейс „Аэрофлота“ по понедельникам забирает из Гаваны и возвращает на родину таких же россиян, какие повсеместно встречаются в Турции и Египте. А на родине их ждет отходняк: „Закрою глаза и вижу: золотой песок Варадеро, закрою глаза и слышу: „Гуантанамера“… А у нас облом — вечная зима, снег да снег кругом, серые дома. Ах, Фидель, Фидель, я схожу с ума… Боже, как ты теперь далеко, Фидель… “
Наши соотечественники смотрятся на Кубе неважно, проигрывая местному населению в первую очередь суетливостью повадок. В кубинцах угадывается тот внутренний покой, которого мы теперь лишены и который, увы, называется чувством собственного достоинства. Вот показательная мелочь: дороги на Кубе (во всяком случае, в Гаване и ее окрестностях) качественные, машины, как вы поняли, разные, однако не гоняют ни на каких — ни на плохих, ни на хороших. Владельцам редких здесь джипов не приходит в голову разогнаться на пустой трассе, подрезать „бьюик“ тридцать лохматого года выпуска…
Люди остались людьми. Может быть, благодаря тому, о чем беседовали мы на страницах „Известий“ с владыкой Кириллом: атеизм никогда не был одним из краеугольных камней кубинской революции. Отделение церкви от государства — да. Безбожие — нет. Социализм с католическим лицом. Здесь есть концертный зал имени Карла Маркса и парк имени Ленина, однако город осеняет статуя Христа, выполненная из каррарского мрамора и поставленная по просьбе жены Батисты, а когда в Гавану приезжал Иоанн Павел II, самое крупное богослужение состоялось на Площади Революции…
Достоинство кубинцев оплачено их нищетой. Потеря достоинства у нас компенсирована… Чем? Уж точно не благоденствием и богатством. Кто оказался умнее? Наверное, мы. Кто сегодня счастливее? Прилетайте в Гавану и посмотрите.
Средняя продолжительность жизни кубинских дам — 76 лет, их мучачо — 74. Для сравнения: в России — 73 и 60 соответственно. Младенческая смертность на Кубе — 7 детей на тысячу, в России — 15 на тысячу. „Я счастлива, что осталась здесь, — говорит после службы в русском храме бывшая москвичка Ольга, работающая на Кубе с 1979 года. — Несколько лет назад перевезла сюда маму — у нее рак. В России ее уже бы похоронили. А здесь — лечат, и успешно. Врачи отличные, оборудование современное, медикаменты бесплатные. На Кубе у людей денег нет, зато здоровье хорошее“. Лучше быть бедным, но здоровым… — не кубинская ли народная поговорка?
Глобальный экономический кризис до Острова Свободы не долетает. Долетает другая беда — ураганы. Недавно два подряд — „Айк“ и „Густав“ — оставили без крыши над головой полмиллиона кубинцев. Об уничтоженных картофельных полях уже не говорю. Сегодня это и есть карибский кризис, на преодоление которого честно брошены скудные государственные ресурсы. А crisis, о котором печется мир больших финансов, страшен Кубе, как нищему пожар… Чтобы быть в кризисе, надо, чтобы кризис был в тебе.
Куба являет собой рай до капиталистического грехопадения. Ни штанов, ни карманов, которые обычно к штанам пристрочены, ни купюр, которые можно в карманы положить. Из этого рая нет исхода. Как нет исхода из Эдема вообще — вплоть до трагической минуты, когда тебе — по заслугам — воздают коленом под зад и ты волен идти куда вздумается. Двери в мир перед тобой распахнуты, а замок на райских вратах мягко щелкнул за спиной.
С кубинцами такое тоже наверняка случится. Но все-таки пусть они запомнят, какими были, и не переменятся до полной неузнаваемости. Пусть они будут лучше, чем мы.
Patria o Muerte
За четыре дня я встретила на улицах Гаваны единственного попрошайку, клянчившего у туристов песо на ром. Дети от звонкой монеты никогда не отказываются, но отрабатывают мелочь, живописно позируя перед камерой. Социалистическое воспитание даром не проходит.
Кубинцы мало похожи на любой другой южный народ — от грузин до греков и итальянцев включительно. Они трудолюбивы, пунктуальны (таксист, вызванный к восьми ноль-ноль, будет стоять у отеля в 7.50) и сладкому ничегонеделанию явно предпочитают работу. На Кубе не заметна сиеста. Какое, скажите на милость, сибаритство могло генетически передаться от предков, рубивших сахарный тростник?
На улицах Гаваны практически нет наглядной агитации. Крайне немногочисленные лозунги выполнены в технике граффити. Популярное в нашем отечестве присловье „На заборе что написано? А там дрова“ обретает в Гаване сложность и многомерность. На местных заборах краской из баллончика порой выведено что-то типа: „Революция — это битва между прошлым и будущим. Фидель Кастро Рус“. Какие дрова могут скрываться за таким бетонным ограждением — тайна, покрытая мраком.
В центре города, недалеко от отеля „Националь“, есть, правда, большое панно „Patria o Muerte!“. Текст, знакомый нам по песне Пахмутовой и Добронравова. „Родина или смерть! Patria o Muerte! Солнцу свободы над Кубой гореть, родина или смерть!“ — пел светлой памяти Муслим Магомаев…
Персональные культы, официально разрешенные на Кубе, — Хосе Марти и Че Гевара. Купить сувенирную продукцию с изображением Фиделя — майку, кепку, кружку — практически невозможно. Вот мой диалог с продавцом, вербатим:
— У вас есть тишотки с Фиделем?
— Нет, сеньорита.
— Почему?
Гениальный в простоте ответ: "He doesn„t like it“. Произнесено с задушевной теплотой и гордостью. Мол, вот какой человечище — и серьезный, и скромный одновременно. Вообще, имя 82-летнего лидера сразу окрашивает глаза кубинцев (не тех, что навострили водные лыжи в Майами) искренней нежностью. „Как Фидель себя чувствует?“ — фамильярно пытаем мы экскурсовода. „Не очень… Его уже три месяца не показывают по телевизору… Только статьи в газетах публикует“. И совсем грустно: „Мы скучаем по нему“.
Боже, как ты теперь далеко, Фидель… Впрочем, с митрополитом Кириллом команданте встретился. А мне на приеме в российском посольстве явно удалось повидать одного из „фиделят“ — красавца лет 45. Лицо — копия. Хоть печатай на футболках вместо Фиделя.
Цензура на Кубе существует. Точнее, существует определенный свод правил, перешагнуть через который невозможно. Этим и объясняется, почему фестиваль нашего кино, включенный в программу Дней России в Латинской Америке и организованный „Совэкспортфильмом“, в Аргентине, Бразилии и Чили пройдет по расписанию, а кубинцы готовы принять его только к зиме. Всякая картина должна быть представлена специальной комиссии месяца за три-четыре до запланированного показа на Кубе. Поскольку проведение Дней России в Латинской Америке было выставлено на тендер („тендеризация всей страны“, шут ее побери), таким запасом времени мы, естественно, не располагали.
Режиссеру Оксане Бычковой пришлось довольствоваться закрытым показом ее „Питера FM“ в маленьком зальчике гаванской Синематеки, где собрались исключительно люди с допуском — цвет кубинского киноведения. Про современный российский кинематограф они знают мало. В прокате наши ленты не появляются уже много лет — разве только в рамках фестивалей. Если так пойдет и дальше, кубинский зритель скоро забудет, что такое русское кино, а там — и где на карте мира Россия. Выручает кое-как государственное ТВ. „Вчера вот „Жестокий романс“ показывали“, — говорит мне дама-кинокритик, а лицо мечтательное… Есть и у нас конкурентоспособные мучачо.
Встречу в Синематеке устроили утром, однако ром в кофе на Кубе льют без оглядки на время суток, и я предложила поднять наши чашки за возрождение совместного российско-кубинского кинопроизводства. Коллеги меня поправили: один общий фильм — где мы, разумеется, заводилы — как раз недавно появился. И даже был показан на „Кинотавре“. А кубинские киноведы о нем не слышали, потому что на Кубе его запретили. Пурке, пурке, как говорится в сериалах? Цензура лютует. В картине есть не главная, но явная гомосексуальная линия.
„В таком случае, — пришлось мне откорректировать свой „тост“, — желаю нашим странам, чтобы мы делали кино — и совместное, и отдельное — без вышеозначенной тематики“. И не говорите, что это утопия. Если мог в отдельно взятых странах победить социализм, остается надежда и на крушение гомосексуализма — в тех самых отдельно взятых…
Нам надо возвращаться на Кубу — храмами, фильмами, стройками, — пока Россию здесь помнят. Пока солнце, встающее над Островом Свободы, готово светить для нас. Мы говорили об этом с журналистами. Экономистами. Политиками. Священниками. А я, например, — еще и с водителем, отвозившим меня в аэропорт имени Хосе Марти. „У вас хороший президент, — начал он. — Лицо интеллигентное“. „Нам тоже нравится“. „Вообще, Россия — хорошо. Сильная Россия — очень хорошо. Война — плохо. Если одна только Америка будет сильной, начнется война. Россия скажет Америке: „Стоп!“, и войны не будет“. „Мы постараемся, — ответила я честно. — Это не так-то легко — снова стать сильными… “.
И тогда мы покажем им всем, Фидель. Если успеем, сообщает .
